|
......... В июне Лист поехал гостить в Париж к своему приятелю, художнику Мункачи, присутствовать на концертах, устроенных в его честь, и вернулся в Веймар совершенно больным. Вскоре после своего приезда он должен был ехать в Байрейт на Вагнеровские представления. За несколько часов до его отъезда я пришел к нему проститься. Он лежал на кушетке, у него был небольшой жар. Вид он имел почти здоровый, но выражение лица его было как бы "по ту сторону". Было около шести часов вечера, солнце садилось. В его кабинете была какая-то полутьма и мы с ним стали разговаривать. Я убеждал его не ехать в Байрейт, он говорил, что должен ехать, что есть моменты, когда нельзя отказывать, что его отказ от поездки именно в Байрейт произведет нериятное впечатление. Как всегда перед расставанием, в разговорах происходили какие-то паузы... Вдруг он сказал: - Да, Silotissimus (так Лист по-дружески называл А.И. Зилоти) , я все понимаю, что вы для меня сделали. Я Вам бесконечно за все, что Вы для меня сделали. Когда я умру, то знайте, что я все понял, все почувствовал, я за все это Вас благодарю и никогда Вам этого не забуду. На меня это произвело ошеломляющее впечатление, меня душили слезы, я мог только шепотом просить: - Довольно, Meister, о какой благодарности, о каком моем деле вы говорите. А он махал на меня рукой. - Нет,нет, я знаю, что я говорю! Я Вам опять повторяю: помните и знайте, чтоя все понял и никода Вам этого не забуду.
После смерти Листа мы все разбрелись по белу свету. Но эта небывалая личность и с того мира держит нас под своим обаянием. Артур Фридгейм, пятнадцать лет меня не видавший и не писавший мне ни строки, на шестнадцатый год прислал открытку, которая начиналась: "Да здравствует наш Старик и наша дружба!" Когда я увиделся через 25 лет с Феликсом Моттлем, мы должны были признаться, что когда мы с ним разговариваем или друг друга слушаем, то нам кажется, что между нами стоит "Старик", что мы за все эти 25 лет - всегда вспоминали и думали: а что бы сказал наш "Старик", как бы он посоветовал поступить? И это влияние, это присутствие нашего Листа сказывается даже и в музыкальном смысле, то есть мы как-то одинаково "подходим к музыке", как и наш Лист. Очевидно, и наши последние хорошие воспоминания перед смертью будут о Листе. Только теперь, на склоне лет, мы поняли кого мы видели, кого мы имели, кто был и остался на всю жизнь нашей путеводной звездой. Я себе сам завидую, что был свидетелем такой эпохи, - и до самого моего последнего вздохабуду благодарить судьбу за то, что она дала мне счастье видеть, знать и слышать такого великого человека...
|