В данном случае, под общим определением «колокола», должно понимать подлинные церковные колокола, бывшие на протяжении веков во всеобщем употреблении. В качестве таковых, они ни в какой мере не могут быть признаны подлинно «оркестровым инструментом», разве только за исключением самых малых, принимавших иногда участие в симфоническом оркестре. Это происходит по той причине, что низко-звучащий колокол представляет собою огромное сооружение в несколько тысяч пудов весом, которое ни при каких условиях не может быть приспособлено для «концертных» целей. Такие колокола применяются только за сценой большинства театров, и действуют в тех случаях, когда требуется «благовест», «набат» или «колокольный трезвон», являющиеся подлинным воспроизведением колокольного звона вообще. В наиболее известных русских оперных театрах, как например в Большом театре, имеется устроенная по всем правилам колокольная звонница, располагающая замечательными, особенно прославленными в стране подлинными церковными колоколами. Самый большой колокол этой звонницы звучит низким до-диез, весит несколько десятков тысяч пудов и применяется в «сцене пожара» оперы Бородина Князь Игорь. Сказки, распространённые в своё время Гевартом о том, что можно выливать колокола, настроенные в любой из полутонов хроматической октавы, и что композитор, предписывая по своему желанию любые «интонации», которые должны издавать колокола, дабы не произвести нестройных соединений в тех оркестровых сочетаниях, где они призваны действовать,-лишены в значительной мере оснований. Столь же несправедливо,- с русской точки зрения, по крайней мере,- звучание колоколов, использованных в оперно-драматических произведениях, одной, двумя или тремя октавами выше обозначенного в нотах. Подобное предположение верно только в отношении высоты звучания отдельных колоколов или их более или менее внушительных наборов, призванных действовать в симфонических произведениях, где, как уже сказано, нельзя применить колокола таких объёмов и весов, какими можно пользоваться за сценой. Что же касается безупречной точности в настройке колоколов, то подобная затея насаждалась одно время Аристархом Израилевым (1817-1901), но, к счастью, большого успеха не имела несмотря даже на «высочайшее покровительство», которым он пользовался. Напрасно, поэтому, думает Геварт, что колокола можно отлить в любой хроматической полутон. Подлинный церковный колокол в таком случае теряет не только всю прелесть своего звучания, но и согласно русским колокололитейным расчётам противоречит своему основному назначению. Колокола, настроенные в «абсолютно-точный» хроматический полутон не являются уже церковными колоколами, а суть колокола обыкновенных курантов, выполненных с большим или меньшим искусством. Справедливо, что именно в этом последнем случае настройка колоколов должна быть особенно точной, так как в противном случае произойдёт то нежелательное и «нестройное совпадение», о котором говорил Геварт. Но нe вдаваясь здесь в дальнейшие тонкости этого вопроса, достаточно только заметить, что обязанности и звучание колоколов на Руси, в том виде в каком это применялось на протяжении тысячи лет, не имеет ничего общего с тем, что делается на Западе. Русский колокольный трезвон или лучше сказать,- русские прославленные историей «колокольные звоны» своей красотой оставляют далеко позади себя всё, что известно в этом случае на Западе, где подлинного колокольного звона именно в русском понимании нет и не было, но был только более или менее совершенный и развитой колокольный перезвон курантов. Но что бы дать хотя бы самое приблизительное понятие о том, что же такое русский колокольный звон, необходимо обратиться к истории в самом краг-ком и сжатом её изложении.
Как уже известно из предыдущего, колокола существовали с незапамятных времён, но собственно колокольный звон был введён не так давно. Во времена гонений христиан о колоколах не могло быть, конечно, и речи. Первоначально обязанности колоколов исполняли так называемые била и клепала. Приспособление, которым пользовались греки во времена турецкого владычества вместо ненавистных мусульманам колоколов назывался словом сумантрон или кулон, а в русском церковном уставе «типиконе» этот же инструмент разумеется под именем била, клепала, дерева или просто - великое. В собственном значении слова - било или бильцо представляет собою металлическую или деревянную доску, около сажени длиною, в которую ударяли особой колотушкой. В древности различали два била - «великое» и «малое» Малое держали в руке, тогда как великое или большое вешали на башне или на столбах.
Русские летописи упоминают о колоколах уже в Х веке, но по всей вероятности они были редки и малы и долгое время не могли вытеснить из употребления била. На эту подробность указывает рассказ летописца о погроме Москвы, произведённом ханом Тохтамышем (13??-1407) в 1382 году, в котором он замечает, что «не звонешя во колоколы ни въ била». Это свидетельство ясно подтверждает мысль, что в то время во многих церквах била ещё заменяли колокола.
Как известно, введение «колокольного звона» на Западе приписывается папе Сабиниану (5??- 604-606), но точных данных о начале применения колокольного звона на Руси не сохранилось. Одни думают, что он проник с Запада не ранее Х века и распространялся с чрезвычайной медлительностью, хотя другие допускают мысль, что на Русской земле колокольный звон возник вполне независимо и быстро превратился в явление постоянное и глубоко народное. С достаточной вероятностью, однако, установлено, что колокольный звон долгое время удерживался на равных правах с билом и клепалом, хотя бывали значительные промежутки времени, когда колоколов вообще не было. Они заменялись тогда старинным железным клепалом.
Первоначально колокола назывались кампанами, но в Древней Руси их чаще называли не «кампаны», но «тяжкая», производя это понятие от тяжких, то есть густых, сильных звуков больших колоколов. В своё время отсюда пошла поговорка «во вся тяжкая», что значит-«звонитъ во все колокола».
По преданию на Востоке колокола появились впервые в конце IX века, когда по просьбе византийского императора Василия I Македонянина (8??-867-886) венецианский дож Орсо I (8??- 864-881) прислал в Константинополь для вновь сооружённой церкви Святой Софии двенадцать колоколов. О колоколах в России впервые упоминается в летописях 988 года, что даёт основание предполагать, что сами колокола, как таковые, появились значительно ранее. Точка зрения некоторых учёных о проникновении колоколов из Византии давно уже отвергнута, так же, впрочем как и подвергнуто сомнению предположение о проникновении их с Запада. Это последнее допущение ставилось в прямую зависимость от кажущегося совпадения слов русского колокол и немецкого Glocke, но вернее допустить мысль, что оно произошло от старорусского коло - «круг», «окружность». Иные, напротив, допускают мысль что слово «колокол» составилось из сочетания слов «кол-о-кол», то есть от удара одного кола о другой, подразумевая под этим древние била и клепала. Наконец, в соответствии с более поздними догадками, слово-«колокол», производят от древне-греческого «калкун», что также значит клепало или било. В данную минуту, всё это не имеет уже столь острого значения, коль скоро обязанности колоколов замкнулись в основном в театре и отчасти в симфоническом произведении.
По русскому старому обычаю, сохранявшемуся искони, многие колокола носили особые названия, как например, колокола «праздничные», «воскресные», «полиелейные», «простодневные», «зазвонные» и иные, которым часто были присвоены несколько странные на первый взгляд прозвища, как «реут», «баран», «козёл», «красный», «самозвон», «переполошный», «осадный», «часовой» и некоторые другие. В прежнее время, когда действовал колокольный звон,- он был далеко не одинаков. В основном, звон соответствовал церковному уложению и, в зависимости от требований, был «праздничным», «будничным», «великопостным» и «заупокойным». Благовестом назывался тот звон, при котором ударяли в один или несколько колоколов по очереди в каждый. В последнем случае благовест назывался «перезвоном» или «перебором». Собственно звоном назывался тот звон, при котором ударяли в два и более колоколов вместе. Когда звон в несколько колоколов бывал в три приёма,- он назывался «тризвоном» или трезвоном.
В связи с колоколами и колокольным звоном в русском народе существовало множество всевозможных рассказов, легенд и поверий. Сейчас нет уже необходимости воскрешать их в памяти, но напомнить некоторые из них-весьма любопытно. В. Ив. Доброхотов (1816-1857), повествуя о памятниках древности во Владимире Кляземском, между прочим приводит одну запись летописи XV века, где рассказывается, как князь суздальский Александр Васильевич (12??-1321-1332), внук Андрея (122?-1264), младшего брата Александра Невского (1220-1263) «изъ Володимеря Вечный колоколъ святыя Богородицы возилъ въ Суздаль и колоколъ не почалъ звонити яко-же былъ въ Володимере. И виде Александръ яко сгубилъ святыя Богородицы и повеле его паки везти въ Володимеръ. И поставиша его въ своё место и паки бысть гласъ яко-же и прежде богоугоденъ». Предание рассказывает также и о колоколе, в который били в набат по случаю убиения царевича Димитрия (1581-1591) в Угличе. В наказание, по указу царя, тогда ещё царского шурина, Бориса Годунова (1551?-1598-1605) одно ухо этого колокола было отсечено перед ссылкою его в Сибирь в 1593 году...
Качество звука колокола в значительной мере зависит от хорошего колокольного сплава, 1ол-женствующего содержать четыре пятых меди и одну пятую олова. Вредными примесями к сплаву считаются цинк, свинец и железо. Цинк даёт хрупкость и резкий звук, а свинец и железо понижают звонкость и твёрдость сплава. Чем чище олово и медь тем, лучше сплав. Благородные металлы, как золото и серебро, часто добавлявшиеся к сплаву, существенно дела не меняют. Только большое содержание серебра придаёт колоколу чрезмерно-неприятную резкость. Помимо достоинств сплава, качество звука зависит также и от отношения поперечника к высоте и толщине стенки колокола. Искусство мастера, поэтому, заключается в подборе к данному сплаву наиболее подходящего очертания колокола, дающего нужный вес его и высоту звука. Сам по себе, колокол рассматривается в качестве изогнутой круглой пластины, подвешенной в середине. От удара в колокол в нём образуются четыре узловых линии, сходящихся в его верхней точке, причём ударное место будет в середине между двумя узловыми линиями. Как правило, в узловых линиях металл колокола находится всегда в состоянии покоя, что даёт право закрыть в виде опыта не только все эти линии войлоком, но и верхнюю часть колокола, где эти линии пересекаются. Звук колокола не изменится ни в чём. При ударе в хорошо отлитый и правильно рассчитанный колокол слышен не один главный тон, а несколько добавочных, возникающих с ним одновременно, и если бы колокол был во всех своих частях одинаковой толщины, то имел бы добавочные негармонические тоны. Разница в толщине стенок между краем и верхом колокола даёт отступления в отношении между основным и добавочными тонами, и, соответственно изменяя толщину и сечение стенок колокола, возможно добиться гармонического звучания колокола, когда между гармоническими призвуками возникает столь желанное согласие. Эти особенности в звучании колокола были обнаружены в XIII столетии, когда и были найдены правильные очертания самого колокола. Примерно в те же годы вывели правило, в соответствии с которым установили, что колокол должен совмещать в себе три гармонических призвука, управлять отношением которых можно только путём изменения в сечении. Таким образом, добротный колокол в нижнем крае даёт всегда «основной тон». В верхней части его звучит его октава, а в средней части чаще всего добивались получения большой или малой терции или чистой кварты по отношению к основному тону. Не вдаваясь здесь в подробности расчётов, достаточно только заметить, что за основу высоты колокола бралось двенадцать «боевых частей». Боевой частью или боем называется самая толстая часть нижнего края колокола, которая служит сравнительной единицей при вычислении всех частей разреза, и в свою очередь сама зависит от поперечника колокола, являясь одной четырнадцатой частью его. Собственной высотой колокола называлось расстояние от основания до загиба плеча, что составляло десять с половиной боевых частей. Именно этой высотой определяется поперечник колокола, двойная величина двух третей которой и есть настоящий поперечник. Плечо равнялось одной десятой высоты, шейка - одной двадцатой, а стрелка и сковорода существенного значения для расчёта уже не имели. Колокол заканчивался ушами, высота которых достигала одной пятой высоты или равнялась почти двум боям.
Чистая октава, звучащая в самом низу и самом верху колокола, определяется поперечниками колокола, причём верхний поперечник должен быть равен половине нижнего. Средний «добавочный гармонический призвук», желательный в виде большой терции, отсчитывался в четырёх пятых высоты колокола, считая от её верха, и в своём поперечнике равнялся также четырём пятым, но уже нижнего поперечника. Таким же расчётом пользуются и при определении других «добавочных тонов», но обычно колокол вызывает значительное количество «добавочных тонов», поглощаемых звучанием трёх основных, что и создаёт «гармоничность» звона. Более тонкие стенки колокола придавали звучанию колокола большую глубину и мягкость тона, а более низкие гармонические тоны возникали при одновременном увеличении поперечника и уменьшении толщины стенки.
В непосредственной связи с качеством звучания колокола стоит и правильная подвеска языка Он должен висеть так, чтобы середина ядра его ударяла ы в самый край колокола - не выше и не ниже. Если язык ударяет выше или ниже, то он бьёт, следовательно, по более слабой части колокола, так как наиболее утолщённая часть его,- его край, есть и наиболее сильная и устойчивая точка.
По своим внешним очертаниям колокола бывают трёх видов - русского, западно-европейского и китайского. Наиболее распространённое очертание русского колокола требует равенства поперечника колокола с его высотой вместе с «маткой», составляющей в свою очередь одну седьмую часть высоты. В верхней части поперечник колокола равен половине нижнего поперечника, а поперечник верхнего пояса, при начале надписей или украшений, составляет две трети нижнего поперечника. Западно-европейские колокола имеют несколько иные расчёты отливки, так как удар у них производится не языком, подвешенным внутри колокола, а путём раскачивания самого колокола. Китайские колокола в некотором отношении сходны с индийскими и японскими, и отличаются большей сжатостью в нижней части. Поперечник основания только чуть больше поперечника верха и почти вдвое меньше высоты. Кроме того, они имеют полукруглые или острые «городки», украшающие их края Китайские колокола некрасивы, звук их глухой и непродолжительный, и звонят в них посредством ударов деревянных молоточков.
Существующие очертания русских колоколов, построенных по общепринятому расчёту, о существе которого здесь нет необходимости говорить, дают при ударе всегда три тона. Основной,-получается в «ударном месте», второй - в середине колокола и третий-вверху, октавой выше основного. Вследствие этого, при отливке колокола, в расчётах придерживались того или иного «гармонического сочетания». Но гармоничное при ударе одного колокола - оно не всегда оказывается созвучным с тонами другого колокола, возбужденного одновременно. Русские люди ещё в глубокой древности обращали внимание на «гармоническое сочетание» колоколов и колокольного звона в целом. Каждый звон имел, поэтому, своё назначение-одни были печальными «похоронными звонами», другие, напротив, весёлыми и радостными «красными звонами». Многие звоны носили особые прозвища по имени их учредителей Так, «сысоевский звон» был назван по имени митрополита Ионы Сысоевича III (1607-1664), правившего ростовской митрополией с 1652 по 1661 год, «егорьевский»-принадлежал архиепископу Георгию Дашкову (16??-1739), бывшему в Ростове с 1718 по 1731 год, а «акимовский»-по имени архиепископа Иоакима (1651- 1741), бывшего пастырем Ростова с 1731 по 1741 год.
Подлинно-верный звон производился обычно в три различные настроя, по особой записи, ныне забытой и утраченной. Самый важный, древний и красивый звон - ритмический. Гармонический звон с соответственно подобранными по тонам колоколами, является частной особенностью колокольного звона вообще, а так называемый «мелодический звон», которым пользуются по преимуществу на Западе, есть худшая разновидность русского колокольного звона. Этот звон идет в разрез со всеми преданиями русского церковного звона и резко противоречит самому характеру русских колоколов, производящих совершенно определённое и гораздо большее впечатление, если в них звонят «по старинке» - только ритмически и отнюдь не выигрывают на них каких-либо мелодических построений, подобно курантам башенных часов.
Самые маленькие колокола называются «зазвонными» и имеют вес от десяти фунтов до пяти-шести пудов. Более крупные или «средние» колокола весят обычно от восьми до двадцати пяти пудов, а наиболее крупные, как «вседневный», «полиелейный», «воскресный» и «праздничный» - от ста пудов до четырёх тысяч. Набор колоколов и их назначение никогда не бывает постоянным или строго обязательным, но, тем не менее, «колокольный чин» различает несколько звонов, следующих друг за другом в строго-определённом порядке. Обычный или «красный звон» есть трезвон без переборов. Иногда к «трезвону» присоединялась «затравка»-не очень частый звон в один самый маленький колокол. Колокольным «перебором» называлась довольно скора? последовательность ударов по одному разу во все колокола по порядку от самого маленького до самого большого, после чего начинался «красный звон». Поочерёдное перебирание всех колоколов друг за другом называлось перезвоном. Этот звон служил знаком скорби и печали, применялся при похоронах и производил обычно удручающее впечатление. Именно таким «перезвоном» сопровождается «сцена смерти Бориса» в опере Мусоргского Борис Годунов.
Одним из самых тонких знатоков колокольного звона середины XIX столетия был русский звонарь Александр Васильевич Смагин (1843- 1896). По его мнению, для полной благоустроенности колокольного звона необходима чётносп ударов в колокола, дабы в данный промежуток времени производить во все колокола только чётное число ударов. Руководящее значение в подобном звоне имеют размахи языков наиболее крупных и тяжёлых колоколов, производящих в известное время только определённое число уда ров,- ни больше, ни меньше, в силу того, что тяжёлый язык «сам ходит», и ускорить или за медлить его движение звонарь не может. Умел подвязанные верёвки к языкам колоколов даю возможность звонарю свободно управлять не сколькими колоколами одновременно, а при разумном способе подвязывания самих языков, звонарь управляется с количеством колоколов в три раза большим, чем при обычном управлении т» Именно в этом заключается искусство колокольного звона.
В колоколах менее восьмисот пудов весом можно в установленную единицу времени производить и большее и меньшее число ударов, что зависит не только от размаха поперечника, но от усилий самого звонаря. В колоколах от ста пятидесяти пудов весом до самых маленьких языки подвязываются к нескольким точкам, подводимым к доскам, которыми звонарь управляв уже при помощи ног. Крупные колокола, не превышающие своим весом трёхсот-пятисот пуде подвязываются только в тех случаях, когда он не дают в определённую единицу времени точного числа ударов. Если требуется или если получается четный звон, то в эти колокола звонят обычно в два края При таком звоне на каждый колокол надобен уже отдельный звонарь, а самый звон в два края очень красив и торжественен по причине полной размеренности в движении и ударах языка. Как правило, в колокольном звоне вообще, большие и тяжёлые колокола исполняют полуноты и четверти. Колокола, управляемые левой рукой, отбивают четверти и восьмые, а колокола, приводимые в действие правой рукой-шестнадцатые и тридцать вторые.
Нелепая затея ввести «мелодико-гармонический эвон», о котором уже упоминалась выше, успеха не имела. В звучании колоколов важно подобрать созвучно звучащие колокола, подобно тому, как это делали в старину, а вовсе не подстраивать их искусственной подточкой, дабы подстроить их последовательность применительно к той или иной поставленной перед собой задаче. Благодаря такому грубому вмешательству извне, колокол терял в значительной мере присущие ему «природные» качества. Каждый колокол, правильно рассчитанный и хорошо отлитый, содержит в своём звучании сложную последовательность гармонических и негармонических призвуков, в своей совокупности и порождающие то необычайное звучание колокола, которое так пленяет слух своею красотою. Всякого рода подтачивания колоколов устраняют или в известной мере нарушают эти сочетания сложных натуральных призвуков, придавая колоколам то чистое звучание, которым отличается звуковая окраска колоколов во всех странах мира, за исключением той, какая была принята в старой России. Этим порочным делом чрезвычайно настойчиво увлекался А. А. Израилев, который стремился во что бы то ни стало насадить в искусстве русского колокольного звона свойства западно-европейских курантов, ничего общего с исконно-русским колокольным звоном не имеющим.
Как было уже сказано, подлинный колокольный звон не может быть применён в симфоническом оркестре, коль скоро ни один концертный зал не в состоянии вместить столь внушительно сооружение. Впрочем, при желании, можно было бы произвести такие расчёты, чтобы заранее пред усмотреть присутствие звонницы и в концертное зале, но тогда этот последний должен был бы быть значительно больше и строить его следовало бы, очевидно, несколько иначе.
Само собою разумеется, партия колоколов в нотах никогда не выписывается в точности. ЕЕ обычно обозначают ритмическим или вполне условным письмом, указывающим на присутствие колокольного звона, но не определяющего действительных взаимоотношений между колоколами Звон, как таковой, общеизвестен и потому он воспроизводится только при содействии опытного звонаря, досконально изучившего все виды и особенности колокольного звона вообще. Из этих соображений совершенно безразлично - будет ли указано точное ритмическое соединение всех колоколов или их какой-нибудь незначительной части, или даже одного единственного колокола Столь же безразличной оказывается и самая запись - нотоносец с ключами Sol или Fa, или нитка, где набрасывается лишь «намёк звона».
Разновидностей звонов много, но всё дело, естественно, сводится к средствам, какими располагает исполнитель. В симфонической музыке эти средства ничтожны. Чаще всего они сводятся к ударам одного колокола, более или менее точно настроенного, подобно тому, как это сделано в симфонической картине-фантазии Мусоргского Ночь на лысой, горе.
С конца прошлого столетия применяются так называемые оркестровые колокола Они представляют собою длинные узкие стальные трубы, укреплённые на подвесках в особой деревянной или металлической раме. В Италии эти «колокола» известны под именем японских колоколов, а в России, наоборот,-под именем итальянских или римских колоколов. Эти колокола-тубы с безупречной точностью настроены в любые ступени хроматической октавы и обычно охватывают объём в две-две с половиной октавы - от fa малой до do третьей по письму и звучат октавой ниже написанного. Звук этих колоколов извлекается довольно увесистыми молотками с резиновой прокладкой на ударной плоскости их Удары чисто-металлическими молотками или деревянными колотушками производят отвратительное впечатление своим резким, позвякивающим призвуком. В нотах их пишут только в ключе Sol, поскольку ключ Fa в данном случае менее удобен.
Итальянские колокола в своём звучании не имеют ничего общего с подлинными русскими церковными колоколами и потому ни при каких условиях не могут заменить их. Они звучат очень чисто и прозрачно. Они производят прекрасное впечатление, но неизменно создают «иллюзию» чего-то игрушечного и ненастоящего. Это - именно куранты, в полном и прямом значении слова. Само собою разумеется, автор вполне свободен в выборе необходимых ему ступеней, но он должен только помнить, что итальянские колокола звучат тем лучше и красивее, чем меньше использовано смежных ступеней. Особенно красиво колокола-тубы звучат на гармонической основе каких-нибудь простых трезвучий, пятизвучий или четырехзвучий с большими расстояниями между диссонирующими ступенями Во всех иных случаях автор должен давать время исполнителю, дабы он успевал заглушать те трубы, которые могли-бы породить неприятную звуковую пачкотню. Но коль скоро эта разновидность искусственных колоколов обладает достаточной силой звука и значительной, медленно угасающей продолжительностью звучания, ими нужно пользоваться умеренно. В основном, эта умеренность должна касаться скорости движения и суетливости в изложении рисунка, при наличии которых возникает не только чрезмерная раскачка колоколов, но и создаётся опасение попасть мимо строго установленной точки боя или задеть трубу металлической частью молотка.