Было время, когда этим инструментом довольно широко пользовались в некоторых казачьих и пехотных частях прежней армии. В маршах и русских народных песнях, написанных для усиленного состава духового оркестра, участие его было не только очень уместным и живописным, но и почти обязательным. Сейчас, если только не считать нескольких попыток его возрождения в симфоническом оркестре, инструмент этот оказался уже почти забытым.
По мнению европейцев, бунчук - в качестве «музыкального инструмента» - будто бы ведёт своё начало из Турции времён янычаров, - вернее, со времён нашествия османов на Срединную Европу, - и состоит из шеста, вершина которого украшена красивым султаном и венцом, унизанным множеством бубенчиков. Несколько ниже в противоположном друг другу направлении, расположены два плечика, также унизанные кистями и увешанные колокольчиками и бубенцами. Во время игры, исполнитель, резким движеньем вверх встряхивает бунчуком так, чтобы зазвенеть всеми имеющимися на инструменте побрякушками.
В симфоническом оркестре применение бунчука имело место только один раз. Им воспользовался Гектор Берлиоз, который в таких словах определяет сущность этого инструмента. «Со своими многочисленными колоколенками он служит для расцвечивания пышных музыкальных сочинений и торжественных маршей военной музыки. Но он не может встряхивать своей звонкой гривой иначе как на достаточно отдалённых промежутках, что значит, - не более двух раз на такт в умеренном движении».
Всё это довольно справедливо. Действительно, бунчук слишком велик и неповоротлив, чтобы им можно было потрясать чаще в большом forte или fortissimo, но в piano он может вздрагивать значительно чаще и вполне свободно подчёркивать все доли такта, как на сильном, так и на слабом его времени. Не надо только слишком часто перебивать или смешивать однажды установленное движение - это противоречит природе и назначению инструмента. Его действительная обязанность в оркестре-более или менее зычно позвякивать и отбивать только отмеченные автором точки такта.
Правда, эта замечательная партитура не забыта, но при её более чем редком воспроизведении, едва ли много дирижёров давало себе труд проникнуть в существо таинственного определения - capello chinese. В буквальном переводе это значит «китайский волос», а на языке оркестра - «китайская шапочка», «китайская беседочка» или, что проще,- «бунчук», а по-русски- «полумесяц» или «магометово знамя».
В русской музыке бунчук ни разу не применялся, если не считать случая, о котором был уже повод поговорить раньше. Как известно, эта «попытка» появилась, в печати под ничего не значащим определением - camраnelli orientali.
В балете Василенко Нойя, первоначально был введён именно бунчук с тем, чтобы получить сказочно-фантастическое шелестенье-позвякиванье, вполне отвечавшее художественному замыслу автора. Но, при первой же возможности воспроизвести в концертном исполнении эту своеобразную затею, бунчука не оказалось под рукой. Однако, совсем отказаться от бунчука Василенко не счёл для себя возможным и, несколько упростив первоначальную рукопись, ввёл новый инструмент - camраnelli orientali, не заботясь о том, что это определение должно было подразумевать. Поэтому, когда почти десять лет спустя эта партитура попала в печать, то в оркестровых недрах зародился «новый» сочлен, столь же далёкий от бунчука, как и от capello cinese Витторио Риччи. Если бы было желание, то не трудно было бы подыскать нечто подходящее среди народных или храмовых инструментов Японии, Индии, Тибета, Турции или Аравии. Но всё дело в том, что сам Василенко совершив подобную замену, не представлял себе с достаточной ясностью, что надлежит понимать под именем camраnelli orientali и на что можно было бы рассчитывать в случае исполнения всей Индусской сюиты, куда этот отрывок вошёл в качестве её заключения.
Итак, под именем camраnelli orientali следует понимать первоначальный замысел, то есть - бунчук. Если бунчука,- одного или нескольких, - не окажется в оркестре, то самыми любезными авторскому сердцу могли бы показаться маленькие сиамские гонги, звучность которых должна была бы соответствовать маленьким звоночкам. Однако, насколько известно, в Сиаме таких крохотных гонгов нет, и потому первоначальное намерение автора может быть выражено при посредстве бубнов, сафаилей или легкого tremolo клавишных колокольчиков.
В самом начале настоящего повествования было вскользь упомянуто об одной удачной попытке использования бунчука в симфоническом ркестре новейшего времени. Этот случай принадлежит Льву Книпперу (1898-), когда автор пожелал разработать для оркестра песню «Полюшко» и ввести её составной частью своей Четвёртой симфонии. Именно здесь, в подражанье «давно минувшим дням», он потребовал бунчук, которым и воспользовался в полном соответствии с обычаем, долгое время существовавшем в Области Войска Донского. Он потрясает им «в ногу» с размеренным движением песни и создаёт ощущение, живо переносящее сознанье слушателя к тем отдалённым временам, когда полковой бунчук действовал в духовом оркестре и своим шелестящим позвякиваньем неизменно производил неотразимое впечатление.
Но, чтобы вполне исчерпать затронутый здесь вопрос, полезно заметить, что при отсутствии бунчука, автор советует пользоваться в сочетании с обыкновенным бубном небольшой связкой крохотных колокольчиков и бубенчиков, справедливо полагая, что такое сочетание звенящих бубенцов даст более точную и острую ритмическую последовательность, обычно недоступную слишком величественному бунчуку. Именно так Л. К. Книппер использовал бунчук в законченной им в 1950 году Одиннадцатой симфонии. Неудачным только следует признать начертание названия бунчука латинскими буквами - bunciuk. С грехом пополам оно может быть понятным только русским, поскольку «бунчук», как музыкальный инструменnесть определение русское, известное у других народов под многочисленными иными наименованиями, приведёнными уже в надлежащем месте.
На этом, собственно, можно было бы и закончить свои рассуждения о бунчуке, если ы не одно обстоятельство. Дело в том, что бунчук- «китайская колоколенка», проникший, как говорит Курт Закс, в войска европейских народов - немцев, австрийцев и некоторых других,- из Турции, на самом деле в своём наименовании и устройстве не имеет ничего общего с османами. Более близкое соприкосновение с османами, когда европейцы могли кое-что позаимствовать у них, произошло при Солимане Эль-Кануни Именно тогда Турция вышла на европейскую арену не только как военная держава, но и как носительница высокой «материальной культуры». Таким образом, время проникновения бунчука в Европу, хотя это нигде и никем не подтверждено, могло бы быть определено либо второй половиной XV столетия, либо концом расцвета Турции, но вероятнее всего так называемая «турецкая музыка янычар», в которой бунчук, едва ли мог участвовать на правах «музыкального инструмента», проникла на Запад несколько позже,-начиная со второй половины XVI столетия, в период страстного увлечения Турцией и восхваления всего турецкого.
И, тем не менее, остаётся «загадкой» самое наименование бунчука, сохранившееся до сих пор в романских языках, не говоря уже о турецком и русском. Жозэф Баггэрс прямо говорит, что «этот инструмент, название и внешний вид которого указывают на его происхождение, состоит из остроконечной китайской наколочки с краями, украшенными бубенчиками и колокольчиками. Их заставляют звенеть толчками, направляемыми поддерживающей их рукояткой». Совсем иначе рассуждает Витторио Риччи. Он ничего не говорит о бунчуке в собственном его значении, а именем capello cinese называет род колокольчиков, представляющих собою маленькую пирамидку-пагоду. Не вдаваясь сейчас в подробности, достаточно только заметить, что эти колокольчики дальше детских игрушек не пошли, никогда в оркестре не применялись, и все попытки ввести их в оркестры военной музыки также не увенчались успехом,- они не удобны в походе, звучат слишком слабо и внешне не так красивы, как «лира», которой было суждено одно время исполнять обязанности «военных колокольчиков» или «металлофона». Тем не менее, Риччи утверждает, что эти колокольчики-carillon, в виде маленьких колоколов различных размеров, изобретены в Китае, а в Европу завезены, вероятно, голландцами.
Но странное дело, в Китае нет ни одного инструмента, который напоминал бы собою «подлинный» или, лучше сказать,- современный музыкально-оркестровый бунчук. Очевидно, европейцы приписывали «китайское» происхождение всему, что имело вид пагоды или остроконечной шапочки, а «турецкое»,- что шумело, рычало и гремело, полагая, что именно так сопровождали своё появление янычары. Однако, вероятнее всего «бунчук», как музыкальный инструмент, ближе всего сходится в своих корнях с древне-египетским «систром», арабо-персидским «дэббусом», применявшимся в своё время дэрвишами, и японским «фури-цудзуми» сочетание маленьких барабанчиков и бубенчиков. Этот инструмент, сходный, по видимому, с «кагу-ра-судзу», был непременным участником храмовых праздников и шествий. Не менее близкими родичами бунчука можно, вероятно, считать и персидский «сагханэ» и армяно-сирийский или коптский «маравэ», и тибетский «мкар-ва гзиль» и даже древне-буддийский «си-пайэ». Но наиболее вероятным предком бунчука является, по-видимому, туркестано-уйгурский «сафаиль», известный в современном Узбекистане под именем «сапаи» или «сапаиль». Итак - ничего «китайского» в происхождении, ничего «турецкого» в названии, если не считать единственного и редкого упоминания об этом Виктора дё-Понтиньи (18??-19??), давшего бунчуку, так сказать, «объединённое» наименование китайско-турецкого «полумесяца».
Теперь несколько слов о бунчуке с иной точки зрения. Совершенно верно, что слово «бунчук» - турецкого происхождения. В турецком языке оно значит «бисер», «бусы», «раковинки», «разноцветные стёклышки», привешиваемые на шею лошади в качестве украшения. Именно в таком значении «бунчук» упоминается в росписи 1608 года, захваченной в Москве по убиении самозванца Лже-Димитрия I (1583?-1605-1606), в которой между прочей сбруей показан и бунчук. Значит, турецкое слово бунчук на славянской земле первоначально отождествлялось не столько с музыкальным инструментом, как это ошибочно полагает Закс, сколько с одной из составных частей конского убранства. Так думают все наиболее осведомленные в этом вопросе русские учёные и в первую очередь С. К. Булич (1859-1921). Несколько иначе высказывается о бунчуке итальянский учёный Люиджи-Фэрнандо граф Марсильи. На рубеже XV-XVIII столетия он посетил Турцию и оставил напечатанный уже после его смерти большой труд, посвящённый военному устройству Оттоманской империи. По словам автора в переводе русского современника, бунчук есть «конской хвост сделанный художеством из многих совокуплённых вместе, выкрашенных красною краскою, и связанных тоненькими верёвочками, что делает головку». Это и есть именно тот бунчук, о котором известно как о «регалии власти», но отнюдь не как о принадлежности «конской сбруи».
В Турции «бунчук», как знак власти и сана пашей, обозначался словом «туг», или «кутас» . Это понятие в современном или более позднем значении ничего общего с бунчуком не имело и иметь не могло, и ещё до сих пор остаётся совершеннейшей загадкой - почему поляки и русские переименовали турецкий туг или кутас в бунчук. Неизвестно также и то,- откуда вообще явилось понятие о бунчуке, как о «регалии власти», не говоря уже о музыкальном инструменте. Как «знак власти» бунчук появился очень давно и, по словам русского ориенталиста Агафангела Крымского (1871-1942), уже в 1289 году Иконийский сельджукский султан Гиясэд-дин Масуд II (1283-1296) прислал Осману (1258- 1299- 1326) - будущему основоположнику «османской династии»,- звание князя и знаки княжеского достоинства барабан и бунчук,- знамя в виде лошадиного хвоста. В таком же значении бунчуки-туги издавна применялись гетманами Украины, имевшими в числе своих «регалий» бунчук, пожалованный в 1576 году Стефаном Баторием (1533-1576-1586)-«на знак звытяжства его з войском своим над народом Азиатским, от кого клейнот сей добут працею гетманскою и кровию казацкою». На Украине, где наказным гетманам малые бунчуки жаловались Богданом Хмельницким (15??-1649-1657), и у казаков бунчуки употреблялись во всех особо торжественных случаях, а на Дону была известна разновидность бунчука под именем «Бобылёв Хвост».
Из всего сказанного ясно, что между «бунчуком-тугом» и современным бунчуком - «китайской колоколенкой», как музыкальной принадлежностью симфонического или военно-духового оркестра нет ничего общего. Но надо полагать, что появление бунчука-побрякушки в качестве музыкального инструмента, произошло не в Турции, где «туг-кутас» был принадлежностью султанской власти, и даже не в Польше, потерявшей к тому времени своё влияние и самостоятельность, а где-нибудь на Юге России,- на Днепре или, вернее всего, на Дону. Именно здесь, когда смысл старинного туга-бунчука совершенно утратился, произошло его постепенное превращение в бунчук-побрякушку,- он стал нарядной и неизменной музыкально-инструментальной принадлежностью войсковых оркестров.
Итак, бунчук, как ударно-шумовой инструмент, в своём развитии и совершенствовании прошёл большой исторический путь и, изредка появляясь в симфоническом оркестре, всегда производит надлежащее впечатление Стоит поэтому искренне пожалеть, что современный оркестровый бунчук так редко принимает участие в художественных произведениях инструментальной музыки.